Александр Генис, едва касаясь пером бумаги, настрочил эту песнь. Песнь любви Александру Сергеевичу, даже не столько ему, сколько его гению.
Вот так меня это радует, что как только звучит имя — Пушкин — так мы сразу же начинаем в тысячу первый раз говорить о своей любви.
Читаю дневник Иннокетния Смоктуновского. И ход его размышлений наткнулся на это священное имя. И тут происходит некое чудо: глаза продолжают бегать по строчкам, а сознание улавливает, что посыпаются уши, встряхиваются и начинают цвесть. И тут сознание, опомнившись от такого неподконтрольного нахальства органов слуха, осторожно мне намекает: стихи...Глаза ничего не улавливают, а уши уже поют белый стих. «До физического ощущения вдруг коснулась тоска, что одной мечте уж не бывать. Не воплотить её. Надеялся, хотел, ждал...Мечтал воплотить самого Пушкина...
Когда ещё в окно едва мерцает размыто-мерный свет, и ночь на грани утра (не хочется, но надо: съемка и где-то далеко за городом — натура), и только что с трудом открыл глаза — пятном неясным, мутно-серым встречает со стены (скорее, я это знаю, к этому привычен) тот белый лик — из гипса снятый слепок его лица с закрытыми глазами.... » И далее... Ушла пушкинская тема — угасли уши, опять сознание только млеет от прекрасных мыслей прекрасного человека.
Вот так меня это радует, что как только звучит имя — Пушкин — так мы сразу же начинаем в тысячу первый раз говорить о своей любви.
Читаю дневник Иннокетния Смоктуновского. И ход его размышлений наткнулся на это священное имя. И тут происходит некое чудо: глаза продолжают бегать по строчкам, а сознание улавливает, что посыпаются уши, встряхиваются и начинают цвесть. И тут сознание, опомнившись от такого неподконтрольного нахальства органов слуха, осторожно мне намекает: стихи...Глаза ничего не улавливают, а уши уже поют белый стих. «До физического ощущения вдруг коснулась тоска, что одной мечте уж не бывать. Не воплотить её. Надеялся, хотел, ждал...Мечтал воплотить самого Пушкина...
Когда ещё в окно едва мерцает размыто-мерный свет, и ночь на грани утра (не хочется, но надо: съемка и где-то далеко за городом — натура), и только что с трудом открыл глаза — пятном неясным, мутно-серым встречает со стены (скорее, я это знаю, к этому привычен) тот белый лик — из гипса снятый слепок его лица с закрытыми глазами.... » И далее... Ушла пушкинская тема — угасли уши, опять сознание только млеет от прекрасных мыслей прекрасного человека.
Комментариев нет:
Отправить комментарий