и мы тоже

* * *

По слухам, нынче смутны времена.
Полпуда гречки запасла жена.
Продержимся, не завелись бы мыши.
Опять Отрепьев бродит за рекой,
конечно, вор, но с манкой и крупой.
И мыла девкам обещала Мнишек.
Я плачу над страницами времен,
в которых жил, я помню сто имен
моих расстриг с перекаленной
                                                  бровью.

Мне на душеспасителей везло:
они с колом вели добро на зло.
А завершалось, как обычно, кровью.
Ей-богу, нет беспомощней страны,
где все по беззащитности равны
перед рукотворимою судьбою!
И я дожил почти что до седин,

а все пути наставились в один:
от слова — к делу, то есть
                                           к мордобою.

Такой большой, такой нелепый век…
Я жил, я жив, а те осели в снег,
пошли в распыл, в усушку и усечку.
Что ж, продолжайте, скорбные мои:
вершите казни, празднуйте бои…
А я пойду и пересыплю гречку.

                                     Геннадий Русаков